ИННОВАЦИОННАЯ КОМПАНИЯ «БИЗНЕС-ЛОЦИЯ»

Журнал «АРБИТРАЖНАЯ практика» №11 ноябрь, 2009
Беседовал Александр Жбанков, фото: Николай Покровский

 

«ПРОЦЕДУРЫ банкротства – это лекарство от болезни, которую нужно лечить» Об эффективности изменений, внесенных в законодательство о банкротстве, о последствиях их применения журналу «Арбитражная практика» рассказывает Эдуард Константинович РЕБГУН, генеральный директор Юридической фирмы «Комюр» и инновационной компании «Бизнес-лоция».

Б И О Г Р А Ф И Я

Эдуард Константинович Ребгун — известный арбитражный управляющий, доктор экономических наук, председатель Палаты антикризисных управляющих, член «Саморегулируемой организации арбитражных управля­ющих при Торгово-промышленной палате РФ», глава компаний «Комюр» (создана в 1989 году) и «Бизнес-лоция».

Юридическая фирма «Комюр», работала по заданиям Банка Москвы, Райффайзен Центральбанк Австрия, ОАО «Газпром», ОАО НК «Роснефть», Госстроя России.

В практике ИННОВАЦИОННОЙ КОМПАНИИ  «БИЗНЕС-ЛОЦИЯ»:

проведение процедур банкротства ОАО «Мосбизнесбанк», АКБ «СБС-Агро»;

проведение оздоровительных или ликвидационных процедур объектов промышленного бизнеса ОАО «Нефтяная компания «ЮКОС»», ЗАО «Связной» и др.

 

— Эдуард Константинович, повлиял ли фи­нансовый кризис на то, как проходят банкрот­ства в современной России? Есть ли изменения по сравнению с тем, что было, скажем, два года назад? 

— К сожалению, сегодня основная процедура банкротства — это конкурсное производство. Потому что на разорившихся предприятиях нечего восстанавливать.

На одном из расширенных заседаний Правительства Москвы было отмечено, что в городе за последние полтора — два десятилетия не было проведено модернизации на феде­ральных и муниципальных предприятиях промышленного бизнеса. В связи с этим понимающие ситуацию участники рынка чувствовали себя некомфортно еще задолго до кризиса.

Большое количество кредитов стало одной из причин кризиса. У банков брали деньги, и пришло время отдавать, но как? Заемщики предлагают отдать в счет долга «разрушенные» предприятия. Что с ними делать? Продать? Но кто купит в таком состоянии? Можно попро­бовать восстановить платежеспособность, но это очень серьезная работа. Нужно ли это? Сколько лет это займет?

—       Неужели банкротство компании-должника сейчас осталось единственной возможностью вернуть свои средства?

—       Однажды я участвовал в конференции с названием «Реструктуризация либо банкротство». Такое название вызвало большое удивление. Какая реструктуризация?

Реструктуризация подразумевает изменение долгового обязательства: можно перенести срок возврата долга, уменьшить сумму процентов.

Однако, прежде чем изменять долговое обя­зательство, надо разобраться, способен ли заемщик вернуть долг и что именно произо­шло с предприятием. Нас обокрали? Или должник временно попал в сложную ситуацию? Каковы пути решения проблемы? Каковы перспективы?

Но посмотрите, что я сейчас описал. Я описал одну из процедур банкротства — наблюдение.

Именно эта точка должна быть началом пере­говоров. Если есть понимание, что долг возвра­тят, то вы подписываете мировое соглашение (это самостоятельная процедура банкротства).

При этом важно знать, что это мировое согла­шение обязательно для всех кредиторов. Чтобы не получилось, что у вас реструктуризация, а другой «агрессивный» кредитор требует воз­врата — и немедленно.

Может быть, лучше принять план восстанов­ления платежеспособности и план выплат, т. е. исключить возможные нарушения догово­ренностей? А это уже другая процедура бан­кротства — внешнее управление. Не стоит доверять, надо контролировать, причем не со слов должника, а самостоятельно. Вам в этом помогает арбитражный управляющий, назна­ченный судом и имеющий полномочия.

Если не получается вернуть долг, уходим в последнюю процедуру банкротства — прину­дительную ликвидацию. Все продаем и получа­ем пропорционально задолженность.

Таким образом, именно при использовании процедур банкротства возможна реальная реструктуризация долга. Снимаются аресты с активов и счетов, объявляется мораторий на все долги, кроме текущих; все кредиторы выполняют требования закона, включая дого­воренности, принятые в мировом соглашении. Это лучший инструмент реструктуризации для российского бизнеса.

 

В чем состоит задача юриста в процессе банкротства? И чем именно занимаются такие фирмы, как ваша?

— К сожалению, сегодня юристы берутся абсолютно за все, полагаясь исключительно на свои силы. Но надо привлекать специали­стов, проводить финансовый анализ, анализ производства, рынка. Нужны специалисты, умеющие контролировать поведение как должника, так и кредитора. Нужно прини­мать решение: убирать собственника или помогать ему.

Проводя сложный консалтинг, мы помогаем принимать правильные управленческие реше­ния. Ведь банкротство появляется там, где есть рынок. Рыночная экономика — среда, в кото­рой выявляются не выдерживающие конкурен­цию предприятия. Таким образом, мы выполня­ем санитарную функцию банкротства.

— То есть вы призываете кредиторов активнее возбуждать дела о банкротстве? Не повлечет ли это еще большие проблемы в нынешней ситуации?

—  «Санитарная» функция — лишь одна из нескольких. Во многих странах мира на пер­вое место ставят другую функцию законодательства о банкротстве — обеспечивающую гарантию возврата долга.

Вообще, в разных странах приоритет отдает­ся разным целям. Бывают прокредиторские законы, а бывают, как в США, законы, которые дают больше преференций должнику.

В нашей ситуации важно сбалансировать эти цели.

Если Закон о банкротстве дает возможность реструктуризации долга, которая не приведет к ликвидации фирмы-должника, эту возмож­ность следует использовать. И никаких префе­ренций для кредиторов быть не должно. Все должно возмещаться по суду пропорцио­нально задолженности.

Состояние банкротства — это болезнь, кото­рую нужно лечить, хотя она и не всегда излечи­ма. Установленные в законе процедуры — это довольно эффективное лекарство. Сегодня в сложную ситуацию попали (и еще попадут) многие успешные предприятия, поскольку негативно скажется упадок спроса. Многие предприятия не могут нормально работать при упадке бизнеса смежников, от которых они зависят.

Не надо воспринимать мои слова как «немед­ленно всех обанкротить и ликвидировать». Речь идет только о процедуре, предусмотренной законодательством РФ, которая является наи­более удобной и выгодной как для кредиторов, так и для должников. Не надо путаться слова «банкротство».

— Насколько эффективно российские суды справляются с делами о банкротстве?

— Закон о банкротстве претерпел значитель­ные изменения. Правоприменителю   очень тяжело в них разобраться. Обычно суды оттал­киваются от практики, от информационных писем, от обобщений практики ВАС РФ. Сейчас этой практики нет, но решения необходимо принимать. И если суду известна квалификация юристов в конкретном процессе, давайте принимать решения вместе.  Это абсолютно правильно.

В США судья очень внимательно опрашивает стороны, при принятии решения суд обсуждает его со сторонами. Был процесс, в котором участ­вовали мы, а с другой стороны — юристы, офисы которых расположены на 5-й авеню. Я внимательно слушал судью и его доводы, почему он принимает то или иное решение. Это незабываемо.

Сегодня, к сожалению, суды зачастую прини­мают «непонятные» решения. Необходимо исключить многие факторы, влияющие на внутреннее убеждение суда при принятии реше­ний. Но кроме удручающей зависимости судей встают вопросы должной правовой культуры, ментальное™. Решение этих вопросов займет годы и десятилетия. Поэтому глупо жаловаться на суд — мы сами его таким сделали. В принци­пе ни один институт в стране не может быть лучше людей, ее населяющих. Поэтому отбор судей должен быть штучный, прозрачный, публичный. Ведь от них многое зависит, в том числе самое главное — чувство защищенности.

Нужны также прозрачность деятельности собственника и его ответственность перед обществом. Суды должны учитывать возмож­ность возникновения уголовных дел. Не гово­ря уж о том, что чрезвычайно важна возмож­ность оспорить сделку, направленную на обход Закона о банкротстве.

Надеюсь, в новой редакции этот закон соз­даст новую практику и заставит думать долж­ника и собственника о необходимости возме­щения долга и о возможности привлечения их к ответственности в случае неправомерного уклонения от этой обязанности. Пока нет этого понимания и совести, пусть боятся.

       — Вы уже упоминали о поправках, внесенных в Закон о несостоятельности (банкрот­стве). Можете ли вы охарактеризовать их более подробно?

— Некоторые новеллы очевидны и давно «просились» в действующее законодательство. Прежде всего, те из них, которые направлены на повышение ответственности руководителей и владельцев организации-должника. Воровс­кая ментальность, к сожалению, сохранилась и перешла в большой бизнес, поэтому усиление новелл по оспариванию сделок должника очень важно.

Другие поправки требуют размышлений.

С одной стороны, кредиторы должны участ­вовать в определении дальнейшей судьбы пред­приятия. С другой — должник сто раз подума­ет, как и где искать деньги или гарантии для финансового оздоровления на всю сумму кредиторской задолженности, включая потен­циальных кредиторов во внешнем управлении. Особенно если учесть, что выплачивать долги придется в течение двух лет, в то время как ранее кредиты он брал на 5 — 10 лет.

Сейчас готовится новый вал поправок, меня­ющих ситуацию уже в пользу должника.

Эти поправки ударят по финансовому оздо­ровлению банковской системы. Ведь многие банки получают короткие деньги, и такие же’ они отдают в кредит, а теперь срок отдачи воз­растет до пяти лет. Такие условия выдержат лишь считанные банки.

В принципе мне не очень понятно, что хочет государство.

Как я уже говорил, в одних странах законодательство на стороне кредиторов (как в некоторых странах Европы), в других — на стороне должника (как в США). В России большинство предприятий промышленного бизнеса неконкурентоспособно на зарубежном рынке — они существуют только благодаря  внутреннему рынку. Предприятия 18 — 20 лет не модернизировались, их выжимали, ничего не вкладывая. Все нужно очищать от долгов и восстанавливать. Бывшие и действующие руководители предприятий должны отвечать за содеянное, а не взваливать проблемы отста­лости и неконкурентоспособности на плечи страны, общества.

Институт несостоятельности возникает там, где начинается рыночная экономика. В условиях здоровой конкуренции выживают лучшие. В этом смысле банкротство — это великолепный инструмент. Еще раз подчеркну: правильно применяя законодательство к каждому кон­кретному предприятию, мы можем принести большую пользу, восстанавливая его платеже­способность либо ликвидируя его и сводя ж минимуму потери. Поэтому я выступаю за расширение сферы действия Закона о банк­ротстве, за более активное его применение.

И, разумеется, за продолжение тщательной и продуманной доработки этого закона.

 — Что еще в действующем Законе о несо­стоятельности нуждается в изменениях?

Одни поправки уже приняты и вступили в силу, появились новые предложения от Мин­экономразвития России.

Уже сейчас практика показывает, что мино­ритарному кредитору невозможно защитить свои права и законные интересы при нали­чии «недружественного» управляющего и мажоритарного (более 51% задолженности) кредитора.

Уже накопились примеры таких ситуаций, как и случаи союза должника с мажоритарным кредитором (в качестве такового часто высту­пает «дружественная» компания должника) в ущерб остальным кредиторам.

Это первое, о чем можно сказать. Предполо­жу, что в ближайшее время практика выявит и другие проблемы новых правил, которые пока неочевидны. 

Подготовка норм, регулирующих банкротство физических лиц, требует максимально серьезной работы, которая должна учитывать множество факторов

 

 Причиной задержки введения в действие норм, регулирующих банкротство граждан, до последнего времени являлось представление о поголовной бедности граждан в Российской Федерации. Однако сегодня эти представления во многом неоправданны. Достаточно посмотреть на объемы потребительских кредитов, выдаваемых гражданам банками. В то же время данная экономическая мера не может развиваться успешно без действенного регулирования банкротства граждан, которое с одной стороны должно защищать интересы кредитора, а с другой — помогать добросовестному плательщику, попавшему в силу определенных обстоятельств в трудное финансовое положение. Такое имеет место во всех развитых странах, достаточно сказать, что в США в год примерно 1.5 млн. граждан заявляют о своем банкротстве, и ничего — выходят из своего трудного положения и продолжают нормально строить свою жизнь. Полагаю, что без введения банкротства граждан не будет эффективно развиваться институт кредитования и, соответственно, не будут успешно реализовываться такие важнейшие национальные проекты, как жилищные.

Как мне известно из публикаций в средствах массовой информации, в настоящее время подготовлен проект федерального закона, регулирующий банкротство физических лиц. При этом никто не объясняет, чем нехороши нормы Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)», регулирующие указанное банкротство, но так и не введенные в действие.

Судя по имеющейся информации, можно ожидать, что предлагаемые новые нормы будут в максимальной степени смещены в сторону защиты граждан, что характерно для нашей «социально-ориентированной политики». Если в социально-ориентированном угаре «палка будет перегнута» в указанную сторону, то скорее всего кредитные организации в сфере кредитования потеряют интерес к физическим лицам, в том числе и по ипотеке. А уж какие потери начнут нести местные органы, организующие деятельность прежде всего жилищно-коммунальной сферы, трудно предсказать.

С другой стороны, представляется чрезвычайно трудным «внедрить» в сознание наших людей представление о том, что в долговом положении необходимо сознательно точно следовать правилам жесткой экономии своих средств с целью как можно быстрее расплатиться по своим обязательствам. Появлению и закреплению такого сознания должна способствовать целая система норм, мер и органов, их реализующих.

Из сказанного следует, что подготовка норм, регулирующих банкротство физических лиц, требует максимально серьезной работы, которая должна учитывать множество факторов, как социальных, так и экономических, а также политических с точки зрения конституционного укрепления местного самоуправления. Результатом такой работы должно быть создание очень сбалансированной системы отношений, возникающих в случае возникновения у гражданина действительно затруднительных и объективных обстоятельств.

 

Круглый стол на телевидении  2008 год.

Эдуард Ребгун: «В нефтяном бизнесе дураков уже не осталось»

 

Управляющий ЮКОСом Эдуард Ребгун о роли государства в банкротстве компании

В течение ближайшего года Эдуарду Ребгуну предстоит распродать остатки крупнейшей когда-то российской нефтяной компании ЮКОС. В интервью «Ведомостям» конкурсный управляющий ЮКОСа рассказал, как он готовится к этим сделкам.

           

— Вся ваша семья — жена Елена и две дочери — с начала 1990-х гг. так или иначе была причастна к банкротствам. Сейчас все они помогают вам банкротить ЮКОС?

            — Да, дело ЮКОСа сейчас захватило нас всех. Мой главный помощник — это моя жена. Она финансист и системный аналитик. В совокупности у нас пять образований, не считая степеней. Поэтому арбитражный управляющий ЮКОСа — это собирательный образ. Дочери окончили академии: Ольга — финансовую, она помогала делать финансовый анализ ЮКОСа, а Инна — юридическую, работает в юридическом отделе.

  

            — Арбитражных управляющих любят обвинять в ангажированности и зависимости от одного из кредиторов. Вот и сейчас некоторые ваши коллеги — кстати, тоже из управляющих — говорят, что вам доверили управлять банкротством ЮКОСа благодаря вашим связям в силовых структурах.

            — Мне доверили это дело, потому что я профессионал и у меня есть мощная трудоспособная команда — мои сотрудники. Мы провели вместе десятки банкротств, не везде я был управляющим, часто мы просто сопровождали процедуры банкротства, а в основном мы сопровождаем бизнес, занимаясь сложным консалтингом. Я четверть века посвятил науке под названием «криминалистика» и с удовольствием вспоминаю эти времена. У меня много было и есть так называемых друзей из силовых структур, и, куда бы ни забросила нас судьба, мы помогаем друг другу, как нормальные, обычные люди.

  

            — А чем вас заинтересовал ЮКОС? Почему вы предложили свои услуги в качестве управляющего?

— ЮКОС — крупнейшая российская компания. Быть арбитражным управляющим такой компании сложно, интересно и ответственно. Сильных управляющих достаточно, но такой мощной, опытной команды, как у нас, я не знаю. Наверное, по этой причине нас несколько лет назад назвали «фабрикой банкротств». Хотя мы с большим удовольствием работаем с успешными бизнесменами, с теми, кто наполняет рубль реальным содержанием.

            Институт несостоятельности — это сложная самостоятельная часть рыночной экономики. Некоторые называют это процессом передела собственности, но если нет нарушений закона, то я ничего плохого здесь не вижу. Бизнес надо уметь защищать. Это стало частью нашего бизнеса. В качестве консультантов мы участвуем в законотворчестве. Четверо из нас преподают, пишут учебные пособия, научные статьи.

  

            — То есть ситуация с ЮКОСом — это классический передел собственности?

            — Под переделом собственности у нас понимается процесс перехода федеральных и муниципальных предприятий в частные руки с использованием процедур несостоятельности. В данном случае предприятие уже частное и ситуация не классическая, а в какой-то степени обычная. Основная причина банкротства ЮКОСа — неверная налоговая политика. Опыт проведения процедур банкротства промышленных предприятий показывает, что российские бизнесмены и топ-менеджеры еще не имеют традиций, знаний и опыта цивилизованного бизнеса, а в ЮКОСе наличие западных топ-менеджеров ничего не изменило либо они не стали что-либо изменять. Как следствие, к решению экономических задач подключается административный ресурс, а иногда и уголовно-правовые рычаги воздействия.

            Во многих компаниях правовой нигилизм и отсутствие социальной ответственности приводят к экологическим нарушениям, уходу от уплаты налогов. По данным опроса Академии народного хозяйства при правительстве РФ, более 20% российских предпринимателей и топ-менеджеров считают, что законопослушный бизнес невозможен, а 60% готовы преступить закон в случае необходимости. Очевидно, что им необходимо дополнительное образование, знания в области социальной ответственности и этики предпринимательства. Это один из способов создания цивилизованных традиций российского бизнеса.

  

            — Опасная все-таки у конкурсных управляющих работа, вот у вас в приемной сидят охранники с автоматами.

            — Так было не всегда. Они появились после того, как я стал управляющим ЮКОСа. Потому что остались, наверное, еще некоторые, кто может подумать, что все зависит от меня.

  

            — Кто-то вам уже угрожал?

            — Слава богу, нет. В нефтяном бизнесе дураков уже не осталось, их за эти годы выжили, а остальные соображают и решают проблемы другими способами.

  

            — Какими?

            — Переговорами. Новый закон [о банкротстве] сделал работу арбитражного управляющего более безопасной, потому что стоимость актива определяет независимый оценщик, а устанавливает цену продажи и выбирает активы [для продажи] комитет или собрание кредиторов, а не арбитражный управляющий. Кроме выполнения функции руководителя предприятия от управляющего зависит и организация процедуры конкурсного производства.

  

            — Вам ведь придется сейчас наводить порядок в «дочках» ЮКОСа, где, может быть, часть активов уже выведена.

            — Наводить порядок будут соответствующие органы.

  

            — До ЮКОСа вы занимались банкротством банков, строительных организаций. Здесь намного сложнее?

            — Разница, конечно, огромная. Банк банкротить гораздо сложнее, если он, конечно, полностью не разворован. Вот, например, Торибанк, «СБС-Агро», Мосбизнесбанк, там были тысячи кредиторов. А против предприятий должников мы сами возбудили более 30 процедур банкротства. За 10 лет моя команда сопровождала множество процедур банкротства предприятий промышленного бизнеса в разных качествах, а я работал и внешним, и конкурсным управляющим на промышленных предприятиях.

  

            — Некоторые эксперты считают, что уже к концу 2007 г. ЮКОС перестанет существовать даже как бренд. Как вам такие прогнозы?

            — Они не точнее прогнозов о погоде. ЮКОС сейчас — это инвентаризация, оценка и продажа акций более 150 предприятий.

  

            — Вы даже не предлагали кредиторам ввести в ЮКОСе внешнее управление, предложив сразу конкурсное производство. Почему такая спешка?

            — ЮКОС сейчас уже не нефтяной холдинг, это скорее финансовая компания. Финансовый анализ показывает, что более 70% своей прибыли он получает в виде дивидендов. Основные дивиденды — от 20% «Газпром нефти». То есть ЮКОС абсолютно зависим от другой компании, которой он не управляет. По итогам I квартала 2006 г. ЮКОС своими ликвидными активами может покрыть лишь 17% текущих обязательств. ЮКОС утратил финансовую независимость еще в 2004 г. По моим расчетам, если ЮКОС будет погашать свою задолженность из текущей выручки, то выплачивать долги ему придется 2992 месяца, или 249 лет. А если он продаст все активы, не приносящие прибыль, то не сможет выплатить долги в определенное законом о банкротстве время. Финансовый анализ показал, что ЮКОС — банкрот, а все материалы для анализа предоставила сама компания.

  

            — Тем не менее крупнейший акционер ЮКОСа — GML называет ваши расчеты некорректными. Директор GML Тим Осборн на собрании кредиторов даже обвинил вас в манипуляции цифрами. Они, например, оценивают стоимость активов компании в $37,7 млрд, а вы — в $17 млрд. Согласитесь, разница огромная.

            — Дискуссия вокруг банкротства ЮКОСа в последнее время усилиями отдельных средств массовой информации полностью ушла в плоскость сравнения оценок стоимости активов компании, сделанных, с одной стороны, менеджментом компании, а с другой — временным управляющим. По закону о банкротстве оценка имущества должника может быть проведена арбитражным управляющим лишь в процедурах внешнего управления и конкурсного производства. В процедуре наблюдения временный управляющий не управляет делами должника и, соответственно, не вправе проводить инвентаризацию имущества должника и привлекать оценщиков для оценки имущества. Для анализа финансового состояния временный управляющий использует информацию, полученную от органов управления должника.

            Так что все мои расчеты базируются на цифрах, которые предоставил сам ЮКОС. Поэтому я спокойно ими оперирую. Я не собираюсь критиковать GML или комментировать их заявления, даже в суд за клевету подавать на них не буду, просто прекращаю обращать на них внимание, они мешают мне работать. У меня впечатление, что представители GML плохо представляют себе, что происходит с компанией в настоящее время. Как сказал [председатель совета директоров ЮКОСа] Виктор Геращенко, «у них за океаном идеалистическая картина: им до сих пор кажется, что ЮКОС — это успешная компания». Но это совсем не так.

  

            — Если вам не удастся добиться в зарубежных судах передачи денег от продажи зарубежных активов ЮКОСа российским кредиторам, будете ли вы подавать иск против акционеров ЮКОСа за хищение активов?

            — Я приму все меры, предусмотренные законодательством, включая зарубежное.

 

            — А сами вы не опасаетесь преследований со стороны акционеров ЮКОСа?

            — Все, что я делаю, регламентировано законом. Все делается в интересах участников процесса. Так поступил бы любой арбитражный управляющий, это обычная юридическая работа, дьявольщина скрыта, как обычно, в мелочах.

  

            — «Роснефть», как крупный кредитор, хочет получить от продажи активов ЮКОСа больше денег, а «Газпром» — купить некоторые из активов компании, например 20% «Газпром нефти», дешевле. Вы не боитесь оказаться меж двух огней?

            — В том, что вы перечислили, нет огня, а только интересы. Я стараюсь не нарушать никаких прав и законных интересов. Один — кредитор, другой — покупатель, и его деньги пойдут кредиторам.

  

            — Какие, на ваш взгляд, активы ЮКОСа наиболее подготовлены к продаже и могут пойти на торги в первую очередь?

            — Это покажет инвентаризация, в том числе инвентаризация документации, приемка которой уже началась.

  

            — Но акции «Газпром нефти» уже можно выставлять. На них и покупатель есть конкретный.

            — Может быть. Но не покупатели определяют сроки торгов. Они зависят от подготовки активов к продаже, включая независимую оценку, и решения комитета кредиторов.

         

            — Если суд признает претензии «Юганскнефтегеза» к ЮКОСу и его акционеру — Hulley Enterprises, то акции Hulley (49%) могут быть выставлены на торги. Если вдруг эти акции купит «Роснефть» и она станет акционером ЮКОСа, что ей это даст? Может ли конкурсное производство прекратиться?

            — Я не хотел бы это комментировать. Появятся судебные решения — я буду на них реагировать, если это касается процедуры конкурсного производства. Конкурсное производство может быть прекращено по различным основаниям, например на основании мирового соглашения.

  

            — Планируете ли вы привлекать западного оценщика для оценки активов ЮКОСа перед их продажей на торгах?

            — А почему западный оценщик должен оценивать российскую компанию? Мы наймем независимого российского оценщика. Кстати, ЮКОС тоже привлекал российских оценщиков.

  

            — У ЮКОСа поменялся реестродержатель: вместо «М-Реестра» будет ЦОР. С чем это связано?

            — Не знаю, ЮКОС сам затеял эту смену.

 

            — Тим Осборн говорит, что российское государство начало банкротство с целью разорения ЮКОСа. Он прав?

            — С заявлением о банкротстве выступили известнейшие зарубежные банки в 2005 г. Но уже задолго до этого, как показал финансовый анализ, деятельность ЮКОСа стала убыточной. Причем это произошло в тот период, когда еще не возникли столь крупные обязательства компании перед налоговыми органами и ее деятельность не была обременена наложенными судами запретами, арестами и ограничениями. Начиная с 2004 г. полностью прекращена оптовая торговля нефтепродуктами, которая в 2003 г. составляла треть всего объема проданных товаров и предоставленных услуг. В 2004 г. ЮКОС сам в штате Техас объявил себя банкротом. Либо они пытались обмануть суд США, либо действительно стали банкротами. Приходится удивляться тому, что представитель акционеров Тим Осборн обвинил Федеральную налоговую службу (ФНС) в том, что она голосует против финансового оздоровления и хочет обанкротить ЮКОС.

Финансовое оздоровление — это акт доверия руководителям компании. Веры в то, что они в соответствии с представленным планом и графиком за два года расплатятся с кредиторами. Кредиторы, в том числе ФНС, не поверили и считают, что лучше это сделает арбитражный управляющий. Не поверили и зарубежные банки: получив судебное решение в Лондоне, они отправились в Москву с заявлением о банкротстве.

  

            — Суд определил вам вознаграждение в 1,8 млн руб. в месяц. А вы говорите, что этой суммы не хватит даже на страхование ответственности арбитражного управляющего. Кто будет покрывать разницу — государство?

            — При чем здесь государство? Государство — это три ветви власти. Первая ветвь — законодательная власть четко определила, что вознаграждение устанавливает собрание кредиторов, а суд лишь его утверждает. Суд должен защитить права арбитражного управляющего, если размер вознаграждения мал, а не снижать верхнюю планку. Это, на мой взгляд, злоупотребление правом. Оплата управляющего — это дело кредиторов, это их имущество и, в конце концов, их деньги.

            Вторая ветвь — исполнительная власть в лице ФНС предложила размер вознаграждения, рассчитанный по методике Министерства экономического развития и торговли. Собрание кредиторов проголосовало за это вознаграждение.

            Третья ветвь — судебная власть. При обсуждении размера вознаграждения в Минэкономразвития от Высшего арбитражного суда присутствовал [член президиума] Сергей Сарбаш. Он выступал четко и ясно, с полным пониманием необходимости защиты прав арбитражного управляющего в части размера вознаграждения.

            Поэтому оставьте государство в покое. Не надо раздувать спорное решение суда до вселенских масштабов. Есть примеры решений кассационной инстанции по проверке законности и обоснованности решений арбитражных судов. Вот, например, решение по Уральскому округу: «Не предоставлено арбитражному суду право уменьшать размер вознаграждения арбитражному управляющему, определенный собранием кредиторов».

  

            — А есть еще какие-нибудь проблемы в вашей работе?

            — Основная проблема — масштабность задач, которые предстоит решить. Прежде всего, это четкое и документально обоснованное представление всех многочисленных активов ЮКОСа. От этой работы в большой степени будут зависеть их стоимость и, соответственно, степень удовлетворения всех законных требований кредиторов.

            Во-вторых, как ни странно это звучит, сохранение многочисленного и разбросанного как по стране, так и по миру имущества, наполняющего активы ЮКОСа, особенно финансовых средств. Наконец, третья проблема — безудержный и, к сожалению, часто скандальный интерес ко мне со стороны средств массовой информации. В то время как мне так необходимы спокойствие и сосредоточенность в проведении масштабной и ответственной работы, порученной кредиторами и арбитражным судом.

  

О компании

            ЮКОС — обанкротившаяся российская нефтяная компания. По решению суда 1 августа 2006 г. в ЮКОСе введено конкурсное производство сроком на год. Размер предъявленных кредиторами требований ЮКОСу — около $29,5 млрд, в том числе налоговые претензии на $11,5 млрд, $14 млрд — требования аффилированных с ЮКОСом компаний, $700 млн — долг перед дружественной GML Moravel, $485 млн — банковские требования, которые выкупила «Роснефть», еще $2,4 млрд — долг перед «Юганскнефтегазом» и $90 млн — прочие коммерческие требования. В период наблюдения, введенного в ЮКОСе 28 марта, в суд обратились 43 кредитора с требованиями на сумму около 630 млрд руб., но суд признал требования 30 кредиторов на 491,6 млрд руб. Крупнейшие — ФНС (353,8 млрд руб.), «Роснефть» и «Юганскнефтегаз» (122 млрд руб.). Все счета и активы компании в России арестованы, многие топ-менеджеры и совладельцы находятся в заключении или покинули страну. Выручка ЮКОСа за 2005 г. по РСБУ — 2,77 млрд руб., чистый убыток — 95,4 млрд руб. Основной акционер — GML (бывшая Group Menatep): 60,5% акций.

  

Биография

            Эдуард Константинович Ребгун родился 15 марта 1947 г. в Москве. В 1975 г. окончил Московский авиационный институт, в 1987 г. получил степень кандидата юридических наук в НИИ судебных экспертиз, в 1991 г. окончил Заочный институт повышения квалификации работников юстиции. С 1975 г. работал инженером, затем — старшим инженером в одном из оборонных НИИ. В 1980—1996 гг. работал в НИИ судебных экспертиз, заведовал лабораторией криминалистики. В 1992 г. создал и возглавил юридическую фирму «Комюр», затем — аудиторскую компанию «Комюр-аудит». В 1998—1999 гг. — конкурсный управляющий «Юнистроя», в 1999—2000 гг. — конкурсный управляющий Московского желатинового завода. В 2000—2002 гг. — конкурсный управляющий Мосбизнесбанка. С 2001 г. — гендиректор консалтинговой компании «Бизнес-лоция». В 2005 г. работал конкурсным управляющим торговой компании «Лиард Строй», затем — внешним управляющим ПО «Легкие вертолеты «Ми». В марте 2006 г. назначен временным управляющим ЮКОСа. Одновременно в апреле 2006 г. стал конкурсным управляющим ПО «Легкие вертолеты «Ми». Автор книги «Системная несостоятельность в промышленности».

11.08.2006

Ведомости, Ирина РЕЗНИК

РОЛЬ ГОСУДАРСТВА В ПРОЦЕДУРЕ БАНКРОТСТВА

Наверное, эта роль не может быть однозначна, т.к. значительная часть предприятий принадлежит непосредственно государству, в других же оно является собственником акций; отдельную позицию необходимо выработать по отношению к социально и экономически значимым предприятиям, независимо от их форм собственности, а также к предприятиям оборонного типа.

Представляется, что государство не должно быть равнодушным к предприятиям, не перечисленным выше, но во всех случаях, оно должно законодательно обеспечивать чистоту, прозрачность и объективность проведения процедуры банкротства. Во многих процедурах банкротства государство выступает в качестве кредитора, причем при банкротстве промышленных предприятий задолженности перед бюджетом и ресурсовладеющими предприятиями, в которых государство имеет контрольный пакет акций, составляют от 50 до 70 % общей задолженности.
Кроме того, государство в некоторых процедурах банкротства правомочно выступает и как должник, и как кредитор, а иногда даже назначает арбитражными управляющими государственных служащих (последнее — исключительно «в государственных интересах»), пренебрегая нормами Конституции — закона прямого действия, нормами Гражданского кодекса РФ, Федеральными законами о лицензировании и банкротстве.
Анализ действующего законодательства о банкротстве и проекта Закона показывает, что до настоящего времени государством не сформулированы приоритеты как по отношению к государственной собственности, так и к предприятиям других форм собственности.
Знакомясь с выступлениями представителей законодательной и исполнительной власти, приходится слышать только о криминальном переделе собственности, надзоре и контроле за арбитражными управляющими, необходимостью восстанавливать предприятия и т.д. Совершенно ясно, что эту позицию нельзя назвать осознанной.
Появляются ощущения, что говорящие забыли, что Государство — это cовокупность органов власти, и что первые два посыла — это прерогатива МВД и Прокуратуры, и нет необходимости ФСФО брать на себя прокурорские функции, и что ущерб можно взыскивать в гражданско-правовом и уголовно-правовом порядке, для этого и существует судебная власть. И эту роль государство давно выполняет. Может быть касательно института банкротств не хватает практики, тогда необходимо ее приобретать. Давайте спросим у пугающих общество криминальным переделом, сколько раз они возбуждали уголовные дела, сколько этих дел получали судебную перспективу? Какие материалы они предоставляли суду и следствию для создания прецедента? Обстоятельного ответа не будет. Поэтому не надо сотрясать воздух и пугать общество — во всех этих заявлениях прослеживается только шкурные интересы.
Что касается фраз о необходимости восстановления предприятия в процедуре банкротств, произнесенных на заседании в Думе почти всеми руководителями государственных ведомств, то это приводит в изумление.
Основной задачей института банкротств является исключение из делового оборота неплатежеспособного предприятия. Действительно, восстановление платежеспособности предприятия является одним из таких путей. Но может ли Общество это себе позволить? Нужно ли это для конкретного предприятия или даже отрасли? Например, экономически могучая Япония отказалась от целой отрасли по строительству крупнейших танкеров из-за их невысокой рентабельности. Если верить прессе, приводящей различные экономические выкладки, то около 80% предприятий имеют устаревший станочный парк и технологию, а продукция неконкурентноспособна. Нужно ли все это восстанавливать? Может быть, что-то и нужно, но захотят ли инвесторы вкладывать средства, не поменяв не справившийся менеджмент и не убрав нерадивого собственника?
Будет ли инвестор вкладывать средства в неподчиняющийся ему менеджмент и производство, если в настоящее время кредитор пятой очереди (инвестор) получает 1,5 копейки с рубля задолженности перед ним?
Роль государства в деле оздоровления промышленного бизнеса может иметь большое значение задолго до возбуждения дела о банкротстве, когда предприятие только начинает испытывать первые трудности, попав в нелегкое положение. Кроме того, восстановление платежеспособности возможно и во время процедуры внешнего управления.
ФСФО ввело понятие мониторинга для создания необходимых условий для реализации государственной политики, направленной на предупреждение банкротств. Таким образом, с апреля 1999 г. проводится систематический анализ (мониторинг) финансового состояния экономически и социально значимых предприятий.
Непонятно, почему мониторинг до сих пор не расширен до анализа всех государственных предприятий. Именно на этом этапе требуется антикризисное управление, именно на этом этапе при фактическом отсутствии собственника начинается передел собственности, иногда и с криминальными оттенками.
Не арбитражный управляющий, а директора, понимающие, что предприятие им не принадлежит, бесконтрольно владеющие предприятием много лет, доводят его до банкротства, накачивают задолженности, имеют поддержку местной администрации, банков, знают и поставщиков энергоресурсов, сырья, и заказчиков продукции. Именно таким образом задолго до объявления банкротства формируется портфель кредиторской задолженности.
Местный представитель ФСФО — слуга двух господ — в большей мере зависит от местной администрации, чем от Федерального руководства.
Именно на этом этапе нужен государственный контроль за чистотой и прозрачностью отношений вокруг конкретного предприятия.
Здесь трудно согласится с озвученной на конференции позицией бывшего руководителя ФСФО г-на Г.К.Таля, сказавшего, что кредитор должен участвовать в процедурах банкротства дважды — на первом собрании кредиторов и при получении задолженности. Кредиторы могут и должны участвовать в процедурах банкротства, это их средства расходуются на проведение процедур, а оставшееся распределяется между ними пропорционально задолженности.
Государство должно обратить свое внимание на кредиторов, т.к. некоторые из них сговариваются с арбитражным управляющим или заставляют управляющего работать только в их интересах, используя его зависимость от процедуры голосования. Особенно это относится к кредиторам, имеющим контрольный пакет при голосовании. Возможно, настало время разработать и законодательно закрепить меры ответственности кредиторов за противоправные действия.
Как ранее указывалось, в промышленном бизнесе контрольный пакет кредиторской задолженности находится у государства или зависит от его влияния (ресурсораспределяющие предприятия). Таким образом, ФСФО как специально созданный орган государства имеет возможность как выполнять значительные работы по мониторингу предприятий, разработке антикризисных программ, так и представлять интересы государства в качестве кредитора. В этой связи установление контроля арбитражного управляющего или организаций арбитражных управляющих есть элемент злоупотребления властью, что должно оспариваться и ограничиваться законодательно.
Следует признать, что государство не справилось с основными целями лицензирующего органа — недопущением непрофессионалов на рынок и надзором за деятельностью арбитражных управляющих. На рынке оказались тысячи случайных, плохо подготовленных людей. Не справилось государство и с надзорными функциями, хотя они были заменены на незаконные карательные в отношении Арбитражных управляющих.
Контролировать арбитражных управляющих могут только профессионалы, а это другие арбитражные управляющие, а также лица, участвующие в деле о банкротстве, и суд.
Появление саморегулируемых организаций является следствием нескольких причин, основная из которых — это, конечно, необходимость либерализации экономики и построения рыночных отношений, вторая причина — замена дорогостоящего государственного регулирования на более профессиональный и действенный контроль самими членами СРО, третья — установление дополнительных механизмов имущественной ответственности арбитражного управляющего и дополнительных способов компенсации возможных убытков от действий арбитражных управляющих.
В настоящее время делаются попытки создать и утвердить государственные стандарты деятельности члена СРО. Убежден, что в такой сложной и многоплановой деятельности как антикризисное управление невозможно создать единый стандарт.
Государство должно ограничиться формулировкой требований и стандартов, а выработка стандартов и контроль за их выполнением — дело СРО.
Что бесспорно, так это то, что государство должно предусмотреть защиту прав арбитражных управляющих-членов СРО от неправомерных действий руководителей самой саморегулируемой организации.
В этом смысле необходим надзор государственного органа. Надзор как реакция на возможную внештатную ситуацию, а не контроль в виде отчетностей, регулярных или выборочных проверок. Иначе это будет шаг назад от рыночной экономики, опять появится возможность манипуляции в процедурах банкротств со стороны чиновников под видом особых «государственных интересов». Кроме того, появится соблазн для чиновников получить «благодарность» в размере многолетнего должностного оклада. Государство должно стремиться к тому, чтобы банкротство стало прозрачной процедурой урегулирования спора между должником и кредиторами, чем оно и является в цивилизованных странах.
Многолетняя практика работы в качестве арбитражного управляющего, консультирование других арбитражных управляющих при проведении всех процедур банкротства, преподавание в центрах подготовки и переподготовки арбитражных управляющих, а также анализ публикаций о банкротстве позволяет утверждать, что основной ролью, а скорее — основным долгом государства перед обществом должно являться уменьшение возможностей для различных манипуляций предприятиями со стороны чиновников. Для этого необходимо исключить вмешательство государства в процедуру банкротства.
Роль государства в мерах по предупреждению банкротств должна быть усилена. Текущий контроль должен проводиться не только за экономическими и социальными объектами, а за всеми предприятиями, имеющими отношение к государственной собственности.
Мониторинг должен своевременно выявить предприятие, попавшее в трудное финансовое состояние.
Государство должно определиться, какую роль оно передает своим органам — роль должника или кредитора.
Если должника, то тогда разрабатываются программы антикризисного управления. Если государство по различным причинам не может или не в состоянии выполнять функции собственника, то при наличии признаков банкротства оно формирует свои позиции в качестве кредитора.
Банкротство должно стать частным делом урегулирования отношений между должником и кредитором, в котором государство является полноправным участником делового оборота.

Э.К. Ребгун
Председатель Палаты
Антикризисных Управляющих
кандидат юридических наук

Информационно-аналитическое издание «АНТИКРИЗИСНОЕ УПРАВЛЕНИЕ»  №1-2 за 2002 год